Аз Бога ведаю! - Страница 106

106

– Так утешай, – позволила она, – коль сказано. Допрежь всего верни назад внуков моих, уехавших встречать отца ко змиевым валам. Исторгни из пределов Руси раджей, все племя раманов. И рок мой материнский верни! Вот тогда я утешусь и найду покой. По силам ли тебе сие, чудотворец?

– Дай срок и почивать ложись, – воскресший Лют Свенальдич уступил дорогу.

– К восходу солнца! – княгиня пришпорила коня. – Не исполнишь – пред очи не являйся. Инно сам ступай к богу безвозвратно!

Лют сей час же порскнул в темноту, и тут же поросенок завизжал, мяукнул кот и ворон каркнул. Княгиня ж, прискакавши на свой двор, вошла в терем, потушила свечи в покоях и спать улеглась. Но чуть только смежила веки, как вновь услыхала шум на дворе, голоса и топот ног. Открыла очи, а в покоях светлым – светло!

Чернец Григорий вбежал растерзанный и страшный – глаза из орбит, волосы торчком, трясутся руки.

– Погибель идет! О, горе нам, грешным! Вставай, княгиня! Конец света!

– Отчего же я зрю свет? Вон солнце встало! – Ольга подошла к окну.

– Не верь очам своим! Как может быть, чтоб солнце встало ночью? Ведь не настал еще рассветный час! Сей свет и солнце взошли от волхвованья! От хоровода бесовского! Божьему свету конец пришел! Ложись и умирай, дабы предстать пред судом Господа!

– А погожу пока! Взгляну на сына, ужо тогда… Восстало солнце над землей, знать, явится сейчас…

На сторожевой башне ударили в медное било один раз – час полуночи…

3

Сотворив с Великим каганом грех, за который Господь когда-то покарал Содом и Гоморру, рохданит-легионер стал ленив и безразличен. Он велел кагану одеться, сам же, обессиленный, лег на каменную скамью.

– Ступай, я устал, – проговорил он, закрывая веки. – Вернешься ко мне ровно через три дня. Все это время молись, чтобы господь ниспослал тебе путь к Великим Таинствам Второго Круга. Не думай о земном, не потребляй никакой пищи, не совершай омовений и не прикасайся к своим женам. И тогда я посвящу тебя в Таинство знаний.

Испытывая отвращение и мерзость, каган однако же промолвил:

– Повинуюсь, владыка!

А хотелось ему назвать подзвездного “растлителем царей”…

Как требовал ритуал, каган двинулся к двери задом, то и дело кланяясь, однако ленивый и спокойный, словно спящий лев, рохданит сказал ему:

– Теперь ты можешь уходить, как подобает царю.

Оставив подзвездное пространство, богоподобный спустился в тронный зал и долго сидел в отупении, без молитв и каких-либо мыслей. Но шумный праздник за стенами крепости, совершаемый жителями Саркела по случаю воссияния звезды, вывел кагана из бесчувственного, состояния. Народ так самозабвенно веселился, что незаметно заразил весельем своего царя. К тому ж, помолясь богу о ниспослании ему пути к Таинствам, богоносного вдруг озарился откровением: содомский грех, за который жестоко наказывали в Хазарии, недопустим для простых смертных! Он есть принадлежность высшего разума и является благом для посвященных. Однако став достоянием толпы, он оборачивается земным грехом. Не потому ли господь стер с лица земли древние города Содом и Гоморру, что жители их покусились на таинственный ритуал, не ведая о его сути? Толпе нужен веселый праздник на улице, простые земные забавы, вино и танцы, любовь женщин и мужчин, соитие во имя деторождения.

Вдохновленный такими мыслями, каган воспрял духом и захотел поехать по праздничному городу. Он все более наполнялся восторгом причастности к сакральным деяниям, незримым для земного мира, но, имея при этом человеческий образ и подобие, ощущал желание выплеснуть свою радость на всеобщем празднике. От диких кочевых времен Хазария унаследовала суть народного гуляния, которая теперь сводилась к состязанию воинов-всадников, питию хмельного кумыса и безмерному обжорству. Прямо на площади горели костры, тут же резали коней, овец и кур, забыв о кошерности, и напрасно раввины пытались усовестить и белых и черных хазар, грозились наказанием божьим и штрафами. Кочевой дух вольных степей возобладал над разумом.

Но вот по городу поскакали кундур-каганы и лариссеи, предупреждая, что на празднике будет сам Великий и богоносный каган, и на какое-то время пригасили разгульный огонь площади. Горожане затаились в ожидании знака каган-бека, чтобы вовремя пасть ниц: никому не хотелось умирать среди веселья. Богоподобный сел на коня у стены внутренней крепости и поехал шагом. Он почувствовал запах жаренного на костре мяса, и сразу же ему захотелось отведать этой простой пищи. Однако он вспомнил наказ рохданита-легионера и посмеялся над своим желанием. Что стоят мерзкая пища и дикие обычаи? Через три дня перед ним откроется новый Круг Великих Таинств! Взирая на согбенные спины своих подданных, он проехал через всю площадь и даже не рассердился на них, не возмутился, что, презрев заповеди, хазары едят сегодня поганую пищу. Каган направился было к синагоге, но тут среди безмолвия, нарушаемого треском огня и жира, вдруг послышался в глубине площади неясный говор, шум и страстные крики. Никогда еще в его присутствии ни один смертный не издал и звука, поэтому богоносный остановил коня и велел Приобщенному Шаду выяснить, кто посмел подать голос. Каган-бек выслал кундур-кагана, и скоро тот привел с помощью ларисеев опившегося кумысом черного хазарина-мусульманина, которого можно было узнать по чалме. Возмутителя спокойствия уронили на колени перед каган-беком, склонили голову.

– Почему ты кричал? – спросил Приобщенный Шад. – Разве ты не слышал, что по улицам города проезжает Великий каган?

106