Аз Бога ведаю! - Страница 114

114

– И помнят, кто вскормил детину, кто взрастил суть Князя Тьмы.

– Я слышала, зачем пришел ты… Вину меняешь на вину? И будет мир меж нами?

– Прости мою и я твою прощу, – Святослав спешился. – Коли согласна – не отвечай, а токмо сойди с коня на землю, как я. Позри, ведь я уже сошел.

– Чудны мне твои речи! – воскликнула княгиня. – И знакомы!.. Ужели ты изведал веру христианскую? И богом признал Христа?

– Аз Бога Ведаю. А Бога Ведая, Глаголь Добро. И истины сии не христианские, а самые первые, суть азбучные.

– Но бог твой – кто? Как ему имя?

– Имя? Имя ему – Свет…

– Мне люб иной свет – свет Христов. – промолвила княгиня и спешилась. – А посему и я прощаю. Добро б и ты признал Христа.

– Аз Бога Ведаю, мать. Ты ведай своего. Се есть суть мира меж нами. Нарушить же его легко. Чуть токмо кто произнесет: “Мой бог превыше твоего!”, как в тот же час вражда и горе.

– Да вся беда, князь, в том, что я покуда не изведала Христова света, – вдруг призналась мать. – Кормилец твой, сей черный змей, не токмо твой, и мой изрочил рок, крестив меня. Заверил, лукавый демон, будто арианство и есть вера истинная. Христос – пророк, по воле господа явившийся на землю, а выше его – бог Яхве. Однако чернец Григорий толкует совсем иное, дескать, они триедины, бог-отец, бог-сын и бог-дух святой. А есть еще другие, кто говорит – первее бог-отец и имя ему Саваоф. Кто говорит, первее сын… Где тут изведать истину и свет?

– Позри на солнце, мать, и вмиг позришь на свет. Нет иного бога, и имени иного нет, как бы ни кликали его досужие умы, волхвы, попы, раввины. Все ложь, все суета! Позри на Ра. Восстанет он хоть среди ночи – и вот светло. И нет иного света на белом свете, кому б не поклонялись и требы не воздавали. Помысли токмо, мать: а ну как солнце б не взошло? Хоть единый раз? Се и суть конец света.

– К Ра мола суть сие…

– Пусть будет так. Дороже мир меж нами.

– Ты мудрым стал, сынок. – княгиня потянулась рукой, но не посмела тронуть руки – лишь одежд коснулась. – Креславою вскормлен? Иль кем иным?

– Волхвом Валдаем. В Чертогах Рода и на тропе Траяна.

– Ты ступал по тропе Траяна?

– Да, мать, по той тропе, где и ты хаживала. И по небесной сей дороге прошел довольно и был долго средь раджей на реке Ганге и видывал чудес множество. А назад пришел земной тропой и позрел… Путь Птичий заслонен! Сквозь тьму и мрак ступал. Изведал бога и Пути изведал… Но рока так и не познал.

– Так заходи в Киев, садись и Русью правь, – вдруг заявила мать. – Слово буду держать к народу, тебя признают.

– Нет, мать, ты властвуй. Мне выпала стезя иная – дружину след сбирать да и вести в поход.

– Кого же воевать замыслил?

– На вы пойду, на тьму. А тьмы окрест довольно.

– Казна пуста, ромеи дань не платят, но платим мы… Не время ныне для походов, коль нечем заплатить дружине.

– Добуду я и серебра, и злата. Само в руки придет.

– И все одно: садись и правь! Хотя б один год.

– А что же ты? От власти притомилась? И хочешь отдохнуть от сего бремя?

– Ты бога своего нашел и ныне рек: “Аз бога ведаю”… Настал и мой черед сих истин поискать. Жажду веру обрести! И зреть свет Христов, как солнце ныне зрю: А свет сей ныне сияет в стране царей, суть у ромеев, в Греках.

– Се доля русская – то веры поискать, когда прискучат боги, а то богов, когда прискучит вера. Сколько ж еще веков сей норов нами будет править? Да верно рок над нами… И что же ты? К ромеям собралась?

– Чернец Григорий молвил: един раз позришь храм византийский и отворится душа для веры истинной.

– Чернец Григорий?.. – князь на солнце воззрился: поднявшись над окоемом степи, светило замерло и утро продолжалось. – Чернец Григорий… Зрю я… Как токмо в Русь придет Григорий, быть смуте, ибо смутит князей, царей и мрак опустится на землю. С подобным именем людей не след пускать к престолу и гнать взашей, кем бы ни предстали: царевичем, монахом, старцем… Григорий – черный рок, явился первый, а будет и еще. Но всякий раз придет Георгий и радость принесет…

Княгиня, вздрогнув, отступила, крикнула, озираясь:

– Ты где? Куда ты удалился?.. Эй, Святослав? Ничего не вижу!

– Я здесь! – воскликнул князь. – Стою пред тобою.

– Но ты исчез в сей час! Как будто в свете растворился!

– Се я на солнце зрел…

– И черный рок пророчил?

– Пророчил то, что мне открылось.

– Не поверю твоим предсказаниям, покуда сама не испытаю, – заупрямилась княгиня. – Давно я мыслю пуститься в путь и веры поискать. Да на кого престол оставить? Внуки малы, бояре не разумны, а печенеги рыщут окрест Руси, ровно шакалы… Коль ты пришел с миром и не отрекся от меня – прими престол. И отпусти меня в Греки. Эвон ты Сколь земель прошел и чудных стран, а я далее Чертогов Рода не ходила и мир не зрела. И мир меня не зрел…

– Земель прошел довольно, – промолвил Святослав. – Да токмо мир весь – вот он, перед нами. И все, что в мире есть – есть и у нас. Иное дело, не зрячи мы… Нет, мать, не отпущу тебя. А лучше очи отворю, чтоб свет позрела. Добро ли будет, коль один и тот же путь придется одолеть и матери, и сыну, и внуку? След далее идти, тропу торить Траяна – мы же стоять должны.

– Так не отпустишь?

– Ни, матушка, не отпущу. Великие дела легли на плечи, и без твоей руки не обойтись мне. Казна пуста – наполним вместе, дружины славной нет – так соберем. Не битые давно ромеи в дани отказали – мы их еще раз побьем и новый щит на их врата повесим – так в тридевять заплатят. И не к кичливому царю тогда поедешь – суть к вассалу.

– Нельзя мне ехать так…

– Да что я слышу? Се вольная княгиня, владычица Руси глаголет? Мудрейшая и гордая княгиня Ольга? Нет, мать, речь твоя ровно цепями скована… Ведь ты же не раба!

114