Аз Бога ведаю! - Страница 74

В этот путь отправляюсь немедля, ибо долог, и уповаю на Господа и тебя, Высший. Аминь”. . Аббай дописал послание, выплеснул чернила на землю и сжег перо, которым писал, а пергаментный лист сам скрутил в свиток и приложил печать – оттиснул свой перстень. Однако эти предосторожности были всего лишь ритуалом, поскольку прочитать написанное доступно было только высшему рохданиту.

К тому времени чернец уже вернулся с одеждой волхва Ра и, стоя на коленях, ждал указа.

– Вымой руки с золой, – велел ему Аббай. – Прокали над пламенем иглу.

Чернец покорно все исполнил, с каленой иглой застыл перед рохданитом.

– Проткни мне мочку уха! Да прежде разотри ее…

Каленая игла пронзила плоть, запахло скверным дымом, но Аббай и глазом не моргнул, извлек серьгу – Знак Рода – и чернецу подал. Тот пропустил дужку серьги сквозь отверстие в мочке и закрыл замочек. Огрузла мочка без привычки: тяжел был Знак, золотая филигрань которого составляла суть тайны и магии. С серьгой вместе Аббай получал покровительство Рода, и всякий на пути к Чертогам был в его власти, но при этом он не мог принять рок, возложенный на младенца Святослава, ибо рожден был не от Света Истинного, не в Чертогах Рода и не в народе Ара. Он оставался рохданитом.

Управившись с серьгой, Аббай скинул свои одежды и обрядился в шитую рубаху, подаренную княгиней, а точнее, полученную за труды, перепоясался кожаным ремнем в затейливых узорах, что составляли тайное письмо чародеев о Земных и Небесных Путях. И, воздев на голову железный главотяжец, подал чернецу свое послание:

– Ступай на пристань в Почайне, отыщи там корабль слепого купца. На его судне есть раб-гребец по имени Оссия. Узнать не мудрено, у него заячья губа… Отдай ему свиток.

– О, рохданит! Исполню! – воскликнул чернец, но в его глазах Аббай заметил не покорность, а любопытство. И потому добавил:

– Никто из смертных прочесть письмо не может. Не пытайся, раб Христов.

– О, Знающий Пути! И в мыслях не бывало! Я раб и червь земной.

– Знать, я ошибся, – повинился рохданит. – Вместе со свитком передай трегубому Оссие ромейский орех.

Чернец принял орех и побежал исполнять волю Аббая, не ведая того, что несет в руке свою смерть: Оссия расчленит ядро, половину съест сам, а половину даст вкусить монаху – ту, в которой скрыт яд. У раба не может быть интереса к господским делам; земной червь должен ползать в земле…

Аббай покинул алтарь и, возвратившись в храм, встал перед распятием. Сын божий, иудейский царь, был замучен на кресте и только поэтому воскрес и воссиял над миром. Не признанный живыми людьми, он стал мертвым богом. Голгофа сотворила то, что не сотворил бы ни один мудрец. “Распни!” – взывала толпа, не ведая, что требует смерти сыну бога и исполняет рок, начертанный ему господом, ибо он послал Иисуса не иудеям, а всем иным народам, которые не достойны поклоняться живому богу-отцу, но мертвому его сыну, распятому на кресте. Пилат мудрее был, предугадав судьбу Христа. Он решил отпустить его, спасти от мук и этим действием изменить рок божьего сына. Если бы удался замысел Пилата, кем был бы нынешний спаситель? Бродягой-лекарем, раввином, рохданитом, но не Христом! Непокорные народы продолжали бы чтить своих богов, и беззаконный стихийный мир так бы и остался кораблем без кормчего и без кормила. Господь проявил милость к нечистым народам и посадил управлять миром свой избранный народ. А коли иудеи владеют кормилом, то и поклоняются живому богу, всем остальным дан мертвый бог и мертвые пророки. Пусть смерти поклоняются, чтут ее как благо ив рабском бытии пусть тешатся надеждой на бессмертье душ. А чтобы темная толпа, повинуясь стихии, не узрела божьи предначертания и не отвергла бога-праха, ей должно быть слепой и ослепленной блеском золота и храма – эта оправа смерти замученного Христа приятна неразумным Гоям. Профанам неведомо, в чем истинная ценность мира, и потому они ценят то, что блестит. Святыня им не бог, но гроб бога, а символ веры – крест казнящий, суть плаха и топор. Аббай вдруг рассмеялся в храме, и эхо вторило ему под сводом.

– Безмудрые… Ваш бог мертв, а значит, и пророки всегда окажутся мертвыми, прежде чем вы узнаете их. А мертвые пророки безопасны…

В тот час из-за колонны вышел иерей чернобородый и погрозил крестом.

– Ступай отсюда, волхв! Изыди из храма и не носи скверны!

Кумир твой мертв! – смеясь, заспорил Аббай. – Утверждая жизнь, ты поклоняешься смерти.

– Но отчего же твои браться волхвы первые пришли к Христу-младенцу и, поклонившись ему, увидели божественную суть?

Аббай лишь усмехнулся и, презрев вопрос неразумного иерея, побрел из церкви.

– Молчишь, поганый волхв?! – торжествовал священник. – А поклонились! Признали и поклонились!

У двери чародей не сдержался и, не оборачиваясь, громыхнул оглушающим голосом, и содрогнулось пространство храма:

– Живому поклонились! А всякая смерть несет нечистоту и тлен!

Удар окованной двери потряс тяжкие каменные стены, и померкло золото на окладах. Не следовало рохданиту сеять сомнения и раззадоривать души ариан, тем паче, священнику, который профанирует божественное учение. Не над рассудком глупым нужно смеяться, а над глупцом: де-мол, ты кривой, рябой, и рот у тебя большой, но умом ты велик и разумом досуж… Да не стерпел рохданит Аббай, поскольку был азартным игроком в кости. К тому же нужда, приведшая его в храм, заставила помимо воли позреть на мертвеца, пригвожденного к кресту. А по Талмуду воззрившийся на мертвого до самого вечера становился нечистым, и следовало все это время молиться, чтобы очиститься от скверны…