Правы были бояре!.. Да застонало материнское сердце: ужели согласиться и отдать сына на их суд?
К тому же Святослав рожден по воле божьей, и Владыка Род от своего сердца отнял плоть, чтобы дать Руси светоносного князя. Возможно ли, не спросясь небесного отца, отдать дитя на суд земной? Чем обернется ее слово – бедой или благом? ч
– Ты сказал, судить, чтобы проучить Святослава? – уточнила княгиня.
– Нельзя попускать ему, матушка! След проучить! Чтобы зарекся он зорить отчие земли и древние роды позорить, – заявил подручный боярин Претич. – Видим, не сладить тебе с сыном. Дай его нам на суд!
Не смея поднять головы, боясь возмутить Небо, княгиня проговорила:
– Быть по сему… Творите свой суд. С одним кормилом добро по небесам плавать. А по земле – не обойтись без гребцов. Запомни, боярин: если хоть волос с его головы упадет – в тот же миг лишишься своей.
– Запомнил, княгиня, – проронил Претич.
Оставив удовлетворенную толпу на улице, она вошла в терем, затворилась в покоях и затеплила огонь на жертвеннике Рода. Кумир славян засветился, и княгиня возложила жертву – горсть травы. Благостный дух разлился по палатам, полегчало тело и просветлели мысли. Сладкий дым травы Забвения окрылил ее, притупил боль и отмел сомнения – надежда зародилась в сердце. Она в тот же час послала гонца, чтоб выведал, где Святослав и что с ним происходит. Судилище киевское было в дубовой роще, и боярский суд проходил в тайне. Никто не мог приблизиться и послушать его ход под страхом заключения в сруб, однако посыльный княгини, сведомый пластун, умеющий отводить глаза, пробрался в рощенье и вернулся возбужденный.
– Ратуй, княгиня! Боярская измена! Сивобородые схватили Святослава, свели в дубраву, и, привязав к деревам, судят! А верховод – твой подручный, Претич!
– Ступай и слушай, – спокойно велела княгиня. – Ас вестью не задерживайся.
Княгиня воздала кумиру – летучий дым хмельной воскурился над рощей. Род светился и принимал жертву, но тревога уж не оставляла сердце. Почудилось, в покоях потемнело, ровно набежала туча и покрыла солнце. Так и минул этот день, без вечерней зари, и ночь ей казалась бесконечной. Едва дожила она до утра, но увидела лишь серый рассвет: омраченное солнце не явилось очам. Это был дурной знак. А к полудню примчался гонец – страх исказил чело.
– Ты в тереме, а над сыном твоим учинили потеху! – сообщил он. – На белого коня хомут надели, прогнали вокруг черного столба, чтобы вспотел. И князя потом через сей хомут протащили, как оборотня!
– Что же еще? – даже не вздрогнула княгиня.
– Корежит теперь князя… Бьет лихорадка. Распяли меж дерев и держат так. А он то стонет, то орет и рвет канаты морские.
– А бояре судные?
– Они припоминают все, – потупился гонец. – Что позорил древлян и города пожег, что Русь позорит, рать собирая супротив народов Ара. Что произвол чинят…
– Довольно! – оборвала княгиня. – Ступай назад и слушай.
– Княгиня, боюсь, что…
– Ступай! – .прикрикнула она и, скрепив сердце, тая страсть, вновь встала перед кумиром. Но что же стало с ним?! Сияющий болван омрачился, зловещая тень покрыла его светлый лик. Тотчас за окном ей почудился крик сокола! Она растворила окно и едва успела отпрянуть: трезубец птицы летел ей в лицо, нацелив когти в грудь, а хищный клюв – в глаза. Да промахнулся сокол, ударившись о стену, пал, словно брошенная в азарте шапка, и, кажется, издох!
Она присела подле птицы и протянула руки, чтобы поднять, но сокол шевельнулся, встал, оправил крылья.
– Дарина, – то ли позвал, то ли простонал он человеческим голосом.
Она забыла свое первое имя, и вначале дрогнула.
– Как ты назвал меня?..
– Ты сына предала суду бояр… Я выклюю твои очи!
– Теперь тебя признала, мой сокол… Но выслушай меня! – взмолилась она к птице. – Твой сын изрочен! По вине моей…
– .Молчи! – прервал ее сокол. – Немедля возьми Святослава от бояр. Они его погубят.
– Я лишь желала проучить…
– Наукой станет смерть!
И вдруг горькая обида сдавила сердце княгини.
– Где ты ранее был? Когда я, незрячая, мыслила вскормить светоносного сына?.. Почему ты никогда не прилетал? Не открывал мне очей на зловещего чародея? А я сама внесла его в терем!
– Ты исполнила свой рок, – промолвил сокол.
– Рок? Ты ведал, что кормильцем Святославу я избрала Аббая?
– Ведал… Все, что случилось со Святославом, предначертано ему. И то, что было с тобою – все от Рода.
Княгиня на миг потеряла дар речи, но силой воли отмела оцепенение,
– И месть моя? И кровь древлян?.. Все предначертано?!
– Все… Но только не боярский суд!
– Но сын изрочен! Неужто и это по воле Рода?
– Ничего на земле не свершается без его воли, – сокол оправил перья и, закатив глаза, помедлил, переждал боль. – Не познавши изрока, оценить ли радость своей судьбы? А то, что ему рок готовит, не исполнить, коль не испытать суть силы тьмы. Возможно ли на свет позреть, сказав при сем: “Се есть Свет”, ежели очам не ведома ночь?..
– Неужто и кормилец именем Аббай явился по воле Рода?
– Кормилец сей явился по воле черных сил. Однако же бог ведал о замыслах чародеев и допустил Аббай. Да токмо путь твой, суть разум жены, и Род понять не в силах. Не ведал он, как ты поступишь, и посему верни сына! Отними у бояр! Отдав его, ты переступила закон неписанный, нарушила материнский завет – не отдавать дитя даже под самый правый суд. Уж лучше бы ты прокляла свой рок!
Он взлетел на подоконник, поскольку за дверью послышался топот ног.
– Постой! Что же делать мне?.. .
– Не допусти суда над божьим сыном! – крикнул сокол и улетел в окно.