Пылая от восхищения, каган приник к ногам рохданита.
– Скажи мне, о, мудрый из мудрейших! Где эта земля? В какой стороне?
– В середине земли, на перепутье всех Путей. С трех сторон омыта тремя морями, а с четвертой стороны рекою Сабатион. А имя ей – Сияющая Власть. Там быть Хазарии! Оттуда править миром!
Великий и богоподобный каган ведал, куда увел хан Аспарух булгар, и что река Дунай есть священный и охранительный Сабатион, а Балканы на древнем языке народов Ара означали “Земля Сияющей Власти” – этого не знал никто из смертных, ибо истина была сокрыта Великим Таинством.
Змиевы валы, суть древний обережный круг, возведенный предками, когда-то имел магическую силу и охранял от супостата, но в распрях междоусобных нарушен был ход Времени, забыты вещие истины, вечные законы и старые боги, которым не воздавались жертвы из травы Забвения. И теперь сию незримую преграду мог одолеть всякий, кто выезжал в степь поискать золота или славы на бранных полях.
В великой печали стоял на валах Святослав, ожидая зари, чтоб выехать в дорогу и на восходе солнца прийти к Киеву. Близился полночный час, степной ветер куражился на просторе, трепеща оселедцем на голове – знаком Вещего воина, вздувая вежи на стане и пригибая пламя костров к земле, тревожно ржали стреноженные кони, прислушиваясь к звукам и прядая ушами. А спутники его, дружина малая из русских витязей-Гоев, коих князь собрал по пути с реки Ранги, освободив из плена или рабства, в тот час спала в шатрах, сморенная сладким духом отчей земли. Его же сон не брал ни на попоне конской в веже, ни на траве под звездами; и чудилось ему, змея-гадюка ползет к нему и, шипя, норовит ужалить. Однажды уж он выхватил меч – священный дар Валдая – и вознамерился рассечь гада, да пусто было, лишь трава росла, звук издавая сей.
По гребню вала он удалился в степь, подалее от шатров и огней, сел в молодой ковыль и потупил очи. И снова послышался ему шорох травы, только теперь будто под ногой человеческой.
– Кто ходит здесь? – окликнул Святослав и меч выдернул из ножен.
– Се я хожу, странник именем Мал, – откликнулся из тьмы старческий голос.
– Мал именем? – вдруг встрепенулся Святослав и встал. – Не ты ли князь древлянский?
– Был князь, – прошелестел ковыль под ногою босой. – Да ныне стал беспутный странник. Иду, бреду, не ведая куда…
– Ужели жив еще?
– Жив да хожу вот и смерти ищу. Не убьешь ли ты меня, добрый человек? Убей!
Из тьмы глухой явился оборванец – седой, слепой старик с клюкой, которую венчал козлиный рогатый череп, преклонил голову.
– Не узнаешь меня? – князь коснулся его острием меча. – Годами в пору ту я малым был еще, но телом богатырь…
– Я слеп совсем, – признался древлянин. – Не вижу образа… Но голос твой не слыхивал ни разу. Кто ты?
– Я сын того, кого ты погубил. А имя – Святослав.
Старик встал на колени.
– Судьба! Благодарю тебя! Сыскался наконец убийца мой! Так не медли же, князь! Убей, освободи от мук! Мне помнится, ты много погубил народа. Возьми мою жизнь!
– На что мне жизнь твоя? Ступай…
– Но я отца сгубил твоего! И покушался на киевский престол! И мыслил поять твою матерь, княгиню Ольгу! Вины за мной довольно, чтоб поднялась рука! Исполни же обычай кровной мести!
– Твоя правда, вины довольно. И сей обычай есть…
– Ну так убей! – Мал голову согнул, подставил шею.
Обнаженный меч в руке раззадоривал ее: всего-то вскинуть булатный дар Валдая и опустить в полсилы. Худая шея тонка, седая голова в единый миг покатится со змиева вала…
– Не стану убивать, ибо сей меч след красить не братской кровью, а кровью супостата, – и в ножны бросил меч.
– Но мой возьми! – старик достал латгальский, двуручный и подал Святославу.
– А сим мечом и куру не убить, – изъязвленное ржой лезвие иструхло и рассыпалось в дланях. – Знать, не судьба убитым быть.
– Но сам я не умру! – воскликнул странник Мал. – Даждьбог не дарит смерти, ведь я путей лишен. Всех! И Последнего! И бысть сему дотоле, покуда не найдется руки, которая б отняла жизнь! Молю тебя! Заклинаю – сделай милость!
– Не я тебя путей лишал, не мне и открывать их, – молвил князь. – Ступай отсюда прочь! Ты притомил меня.
Старик закинул голову, взмолился в небо:
– О, боги! Кто убьет меня?! Если мой кровный враг не поднимает руку?
В тот час .ночной молчали небеса и только ветер, струясь со звезд, буравил травы. Древлянский князь поднялся и побрел, руками щупая пространство.
– Эй! Кто убьет меня? – заухал, закричал, как филин. – Эй, кто-нибудь? Услышь меня! Убей!
И скоро крик исчез, как ветром Мала унесло…
А Святослав понуро лег в траву и предался тяжким думам. Не звезды зрел перед очами – огни пожарищ за стенами Искоростеня. В тот же миг Креслава очутилась рядом, пригладила, свила оселедец.
– Уймешь память – печаль развеется. Не тревожь прошлого, его уж не исправить, но вдаль гляди.
Святослав не внял совету трехокой, спросил, не подняв головы:
– Позри, где ныне матушка? Что с ней?
– Имей терпение, светлейший князь. Все сладится и без моих хлопот. Не след тебе знать будущего.
– Скажи! Скажи!.. В последний раз!
– Так и быть, в последний раз… Сей час она в покоях Игоря, склонилась над сыном твоим, Владимиром. Он спит на ложе деда… А старших нет нигде… Не вижу.
– Что? Что с ней? О чем ее думы? Обо мне?
– Нет, Святослав… Она в тоске и ищет утешения.
– Я принесу его! Как токмо солнце встанет! – князь было вдохновился, но тут же и обвял. – Ее утешу, а ты исчезнешь навсегда… Мне жаль тебя, Креслава! Как буду я один, коль на рассвете уйдешь в Последний Путь?