Аз Бога ведаю! - Страница 112

112

– Уйду… Я исполнила свой рок и обрела покой. Теперь мне не ходить меж небом и землей. Вернусь туда, где место мне – в корабль лады-князя. Ведь он один там, ровно перст… Уйду, чтобы остаться в твоем сердце.

– И все одно – печально…

– Годи, светлейший, еще и солнце не взойдет, а будет тебе радость!

– Кто мне ее доставит? Ты?

– Нет, сыновья твои, Ярополк и Олег, – ясновидящая вгляделась в темную даль. – Сюда скачут! Как соколы летят!

– Сыновья?! – вскочил он, и словно пыль, вмиг слетела печаль. – Коня! Где конь мой? Навстречу еду!

– А поздно уж встречать. Эвон стучат копыта! Позри, огни в степи летят! Се светочи несут в руках. Минуты не пройдет, и будут здесь!

И верно, не прошло и мига, как в сумеречной дали два огонька блеснули. А скоро вывернулись два буланых скакуна, два всадника, приникнув к гривам, неслись во весь опор, путь освещая светочами. Да вот беда – промчались мимо, не позрев отца, и скрылись было, но Креслава окликнула негромко и взмахнула рукой, ровно платком.

– Сюда, сюда! Умерьте прыть!.. –

В тот час же взрыли копытами землю и встали кони, а отроки спешились, бросив поводья. Шли по гребню вала плечом к плечу, кольчуги еще великоваты, доспехи тяжелы, да и мечи ноги путают, тянут к низу пояса. Святослав и не заметил, как исчезла Креслава…

Сыновья же остановились в трех шагах, и светочи вознесли над головами.

– Се ты отец наш? Се ты светлейший князь?

– Ежели вы сыны мне – я ваш отец, – сказал Святослав, озирая отроков.

– Знак Рода в ухе есть и оселедец. Да где же твоя стать? Лют говорил, ты богатырь, – смущен был Ярополк. – И доспех золоченый, и шлем…

– А ты в простой рубахе, – заметил Олег, поддерживая брата. – И статью не велик…

– В народе сказывают, был детина, великан!

– На рву до сей поры дуб лежит столетний, молва глаголет, ты вырвал одной рукой.

– Верно, сыны мои, – согласился князь. – Был я детина, и дуб сей вырвал. А что же ныне говорят в народе? Узнав, что я иду?

– При бабкином дворе суматоха. Заслышав о тебе, Лют было взлютовал, а потом издох.

– А киевлян смутил боярин Претич. Все встали в хоровод с раджами и доныне водят…

– Ждут меня? Иль ворот не отворят? Братья переглянулись, старший вперед шагнул:

– Я ждал тебя, отец!

– И я! – не отстал Олег.

– Добро, сыны! Сего мне довольно!

С радостью они пошли в стан, и там Святослав велел сыновьям снять кольчуги, латы и самолично обрядил в полотняные белые рубахи с обережным шитьем, в такие, как сам носил.

– Вот вам доспех! – сказал. – В походах ратных ни снимайте и в чистоте содержите. Тогда ни меч супостата, ни копье, не стрела его не уязвят вас.

– Благодарим, отец, – ответили сыновья, дивясь дарам. – Ужели ткань сия прочней кольчуг? Прочней железа?

– Прочней булата. Ибо соткана не из кудельки – суть из света руками дев-Рожаниц.

– А любо испытать! – в тот же миг братья за мечи похватались, но Святослав остановил поединок.

– Я сказал – меч супостата не уязвит вас! А от братского меча сия рубаха – не защита. Пойдете друг на друга – и пряжа та распустится. И сгинет свет.

Меж тем позрел Святослав на небо и увидел, что по звездам судя еще час ночной, однако же восток светлеет и заря вот-вот распустится по небосводу. И в тот час же унял свою радость, загоревал:

– Средь ночи всходит солнце… И благо мне от тех раджей, но и печаль… Пора прощаться! – взглянул на сыновей сурово. – И вам пора! Назад скачите, в Киев!

– Но как же ты? Мы мыслили, вернемся вкупе с тобой, отец… Мы не хотим прощаться!

– Не с вами сие прощание, сыны – с Креславой, – князь заспешил. – Провожу ее в Последний Путь и догоню вас! Езжайте же скорей!

– Креслава умерла?! – вскричали братья.

– Покуда нет еще, но вот умрет…

– Верно ли молва идет, будто она о трех очах? Будто во лбу есть око? И будто она зрит сквозь стены и пространства; сквозь Время?

– Молва верна, но в сей час недосуг беседы ладить, сыновья. Светает! А с зарею Креславе след ступить на свой Путь. Потом поведаю о ней, скачите!

– Вот бы глазком одним взглянуть! – возжегся Ярополк, и с ним Олег не отставал.

– Дозволь, одним глазком? Пока жива? Не то молва людская не всегда права. Иные говорят, она суть зло, суть воплощенье тьмы. Иные же напротив твердят…

– Добро! – смирился Святослав, – Я покажу Креславу… Но токмо позреть ее доступно лишь тому, кто зряч, кто видит звезды днем – суть Гоям. Гои вы ли есть, добры молодцы?

– А любо испытать! – возрадовались братья. – При бабкином дворе уж нету Гоев, все более попы, чернец да Лют Свенальдич. Живем – гадаем: то ль Гои мы, а то ль изгои. Вот когда в опале жили, в Родне с матерями, там ведали, кто мы.

На змиевом валу, за шатрами, на помосте стояла ладья смоленая, обложенная хворостом и жаркими дровами из берез. Дружина Святослава уж на ногах была, стояла полукругом подле и взирала то на светлеющее небо, то на суденышко, приготовленное, чтоб плыть в Последний Путь. Все ждали срока – первого луча, который выкрасит восток багровым цветом – цветом огня Ра.

Из ковыля в тот час явился странник Мал и, в тайне подобравшись ближе, затаился: что русь затеяла? Кого на небо снаряжают? Вот если б изловчиться и запрыгнуть в сию ладью! И Путь бы был!..

А русь стояла и ждала чего-то. И в судно никого не вносили, не воскладали никакой снаряд – оружия не клали, и жертвенную куру не зарубили, и даже травы Забвения не бросили ни былинки. Пустой стояла ладья!

112